Ирина антонова познер
Публика воспринимала это как что-то особенное. Для того, чтобы хорошо разбираться в жизни, надо разбираться в искусстве» «Стремление к стяжательству непременно разлагает душу» «Публику нельзя кормить только одним каким-то продуктом, ей всегда нужно видеть великое искусство разных эпох» Ирина Антонова и пианист Святослав Рихтер, V Музыкальный фестиваль «Декабрьские вечера Святослава Рихтера» в ГМИИ им. Когда в году была выставка Москва-Берлин, и многие поражались тому, что художественные произведения фашистского времени и сталинского, советского времени удивительно похожи друг на друга, что у них есть много общего.
Авторов онлайн Никакой. Гостей онлайн Сейчас гостей онлайн. Главная Форум - Новое. Форум по вопросам современного искусства. ГМИИ им. Новая тема Последние сообщения. Смотрела вчера интервью Познера с Антоновой. Стойко держалась Ирина Александровна.
Познер , как всегда, гнул по своей строго идеализированной дорожке, а Антонова не хотела идти по его колее. Наверно её авторитет не позволял ему расчехлить свой злобный гранатомет. Разве это мастерство интервьюера отстаивать и гнуть свои линии, побеждать интервьюируемого, подхватывать какие-то ошибки, неточности "неправильного" собеседника и возводить их в абсолют с помощью ораторского мастерства как это было с Сергеем Соловьевым , Джигарханяном. Настоящий интервьюер должен слушать собеседника, помогать ему раскрываться, а не заклевывать, пользуясь тем, что язык подвешен.
Мария Шарапова Fresh Boarder. Сообщения для Гостей запрещены.
А то, что у нас высокий градус своеобразия, — это прекрасно». Я нигде не хотела жить, кроме как здесь, и это не патриотизм, а абсолютное ощущение почвы и страны, но я всегда поражаюсь этому фантастическому полярному мироощущению, которое вбирает в себя способность к мерзостям и к взлетам духа, страсть к собиранию земель, созиданию — с одной стороны, и геростратовскую страсть к саморазрушению — с другой».
Сборник: Антониу Салазар. Премьер-министру Португалии удалось победить экономический кризис в стране. Режим Антониу ди Салазара обычно относят к фашистским. Идеология «Нового государства» включала элементы национализма.
Антониу Салазар: диктатор, отказывавшийся умирать. Диктатура Салазара длилась почти 40 лет. Последние годы бывший профессор права провёл в полном неведении относительно того, что творится в стране и мире. Гвоздики против тирании. В году португальские военные совершили госпереворот, символом которого стали гвоздики. Нейтралитет Португалии во Второй мировой. Как она избежала участия в главной мясорубке человечества? Антониу Салазар.
Дать оценку личность Салазара не могут до сих пор. В году журнал Time называл его величайшим португальцем со времён Генриха Мореплавателя, а сами португальцы, согласно последним исследованиям, до сих пор считают его великим соотечественником. И это при том, что Салазар безжалостно устранял поли Столкновения в Новом Узене: как драка на дискотеке переросла в погромы. Дуэль Лермонтова с Мартыновым. Как Смоленск стал русским. Поэзия и звукозапись в СССР х. Потом, есть разница между режимом, между людьми, между страной, разрушены связи, разрушены отношения.
Я даже сужу по своей сфере, по сфере культуры. Наши взаимоотношения с теми же музеями Украины, Прибалтики, Средней Азии. То есть мы грустим друг о друге, понимаете? Мы хотим работать вместе. И вообще, неужели вопрос этот может решить что-то для страны?
Это же смешно. Я не политик, но я это понимаю. Это что? По-другому сесть, по-другому?.. И все, что мы сейчас имеем с этими странами, в том числе и с азиатскими, и с Украиной, и с Белоруссией… Просто каждый раз это — как острый нож в сердце, когда я слышу об очередном осложнении отношений с Украиной или с Белоруссией, или с Латвией, или с Литвой и так далее.
Это надо было ожидать. Кстати, те, кто это сделал, должны были это предвидеть, что так кому стало лучше? Вы не могли чуть более подробно сказать насчет разочарования от всего в целом? Вы что имеете в виду?
Антонова: Нет, в целом — это слишком громко сказано, потому что я даже не знаю, я не помню этих цитат… Но это не важно. Понимаете, разочарования от всего в целом у меня нет. Но хотя бы потому, что, все-таки, те обстоятельства, в которых сейчас существует культура, они же совсем другие, чем они были раньше, не правда ли? Мы можем делать то, чего мы не могли делать раньше. Антонова: Вот. И никто нас не цензурирует, никто нам не предписывает.
Нам стало гораздо сложнее жить, я бы сказала, в каких-то отношениях, особенно связанных с финансированием и так далее. Это другой вопрос, понимаете? Но если говорить об идеологическом освобождении от нажима, от каких-то достижений, значение которого нельзя приуменьшить. Антонова: Да. С деньгами плохо очень, да. Обеспечения финансового нет достаточного, понимаете? Антонова: Мы говорим об этом постоянно.
Об этом говорят все — и театры, и музеи, и библиотеки. О музее давайте. Антонова: Я многократно получала эти предложения.
Больше того, мы рассматривали на ученом совете музея. Понимаете, мы очень любим Ивана Владимировича, Марину Ивановну, Анастасию Ивановну, с которой я была хорошо знакома, у меня много книг с ее подписями и так далее. Но, все-таки, за прошедшие лет в будущем году будет лет музею со дня его открытия , конечно, уже начиная с начала двадцатых годов он стал совершенно другим. И в нем появились качества… Понимаете, имя Пушкина было дано в году в связи со столетием со дня смерти Пушкина.
И это было сделано, я в этом уверена, случайно. Это было сделано не сердечно. То есть не потому, что такой музей и ему — имя Пушкина. Это очень было сделано бюрократично. Но происходят такие вещи во времени, все больше и больше, особенно сейчас мы соответствуем имени Пушкина. Это все знают, в общем-то, Достоевский при открытии памятника Пушкину говорил о всемирной отзывчивости его таланта.
И я думаю, что наш музей сейчас где-то приближается вот к этому пожеланию в этой всемирной отзывчивости. Музей проделал колоссальную работу не просто по ознакомлению, информированию других стран. Но с года была инициатива нашего музея — мы этим гордимся — мы стали, наконец, показывать отечественное искусство на выставках рядом с зарубежным.
У нас же была строгая граница. Эрмитаж — это только зарубежное, это — только отечественное. И мы сделали выставку портрета, на которую народ валом валил.
Публика воспринимала это как что-то особенное. И эта всемирная отзывчивость, это желание выйти на весь мир. Ведь музей проделал огромную работу окна в мир на определенном этапе: когда нигде не показывали, показывали в музее Пушкина.
Мы это очень ценим. И потом, знаете, имя Пушкина нельзя снять безнаказанно — это ужасно просто. Если бы мне предложили, я вам просто говорю, я бы ушла из музея.
Я не могла бы, чтобы при мне сняли имя. Я не хочу в этом участвовать, понимаете? Познер: Этот музей был национализирован в году, правда? Который называется ныне ГМИИ. Антонова: Да нет, вы знаете, он же был университетским музеем. Иван Владимирович создавал университетский музей. Антонова: Это совсем другое дело. Это возникло в году. Познер: Когда еще вообще таких музеев не было нигде, по-моему.
Ни в Америке, Метрополитен, ничего. Антонова: Да нигде не было. Потому что в Америке следующий музей возник в году, музей современного искусства, modern art. Это был первый музей, он был создан на основе двух коллекций, скажем прямо, гениальных русских коллекционеров — русских купцов Сергея Ивановича Щукина и Ивана Абрамовича Морозова. Они собрали то, что никто не собрал в их время. Только американцы — Гертруда и Лео Стайн, брат и сестра — собирали.
Но не в таком масштабе и не с таким размахом. Они собрали потрясающие коллекции — искусство, начиная с импрессионистов. Причем, Пикассо кубистического, а не только голубого и розового периодов. Они создали фантастическую коллекцию. Надо вам сказать, вот вы затронули тему, которая меня очень волнует. Я не знаю, может быть, еще остались люди, которые были в этом музее.
Антонова: Он был ликвидирован указом Сталина в году, в марте. Вышел указ. Текст его фантастичен. Этот музей, который проделал за 25 лет своего существования фантастическую работу, не только объединив эти коллекции, национализированные в году, Щукина и Морозова, но и приумножив коллекции во многом.
Это был знаменитейший музей. Сейчас это была бы мекка — такого музея в мире нет. Его расформировали. Одна часть осталась у нас. Я была в тот трагический момент, когда музей выбрасывали из его здания и привозили эти вещи к нам.
Потом к нам приехал товарищ Орбели, академик, директор Эрмитажа, и вместе с директором музея Меркуровым Сергеем Ивановичем, скульптором они разделили эту коллекцию. Я думаю, что они делали это тоже с огромной болью, но другого выхода не было. Если бы вы знали, как называется в этом постановлении этот музей. Как формалистическое, пропагандирующее, вредное формалистически искусство, ненужное.
Буржуазное, вообще разложенческое и так далее. Слава богу, я скажу только, не продали и не уничтожили. Вот эти два момента, конечно, грандиозны. И я считаю, это было бы справедливостью, высокой справедливостью снова объединить эти коллекции в Москве. Потому что и Щукин, и Морозов были типично московские коллекционеры. Антонова: Его надо восстановить вот так, каким он был, музеем современного искусства, первым в мире.
Это имело бы огромное значение. Вы знаете, когда восстанавливали Храм Христа Спасителя, признаться, я в тот момент сомневалась, что это надо делать. Но сейчас я вижу, какую работу храм сделал. Но тогда я сомневалась, потому что в принципе я отношусь к новоделам недоброжелательно.
Но где-то это было справедливо. Зачем церкви-то рушить? Познер: Но то, о чем говорите вы, это не новодел. Воссоздание музея — это те же картины.
Антонова: Так вот я как раз хочу сказать. И я считаю, что это был храм религии, да? А это — храм искусства. Его надо воссоздать. Познер: Довольно много было выдающихся выставок в вашем музее. Причем, были выставки, которые не должны были случиться: скажем, когда была выставка Фернана Леже, это был какой год — не помню…. Познер: Давида Тышлера — о чем говорить? То же самое, не должен был быть. Москва-Париж — это тоже под большим вопросом, тем более что люди приходили смотреть не столько на французов, сколько на запрещенных русских.
Антонова: Выпустить пар немножко. Я так и думаю. Вы знаете, было две причины. Первая: все-таки эта выставка шла под высоким… , к ней присматривалась французская компартия, что было немаловажно. Так же, как Леже, кстати говоря. Антонова: Это Морис Торез. Это точно. И сохраняя дружеские отношения, одним словом… Это одна из причин. Но с другой стороны, все же отказались.
Директор тогдашней Третьяковской галереи произнес замечательную фразу. Ему предложили большие пространства, сделать эту выставку Москва-Париж. Да и, по-моему, Эрмитаж тоже отказался, у меня такое впечатление. Я была на этом заседании, я сказала, что мы сделаем и трупа не понадобится.
Вот, все. Познер: Они боялись? Видимо, поэтому они отказались? То есть, Третьяковка… Просто не хотели с этим иметь дело. Антонова: Они понимали, что искусство, которое будет показываться… Хотя, это был год, осталось 4 года до перестройки. Они боялись. Это был такой священный ужас перед формалистическим искусством.
Познер: Но они чего боялись? Что их обвинят? Что опять будет какое-то постановление, что они могут потерять работу? Антонова: Да, что может все поменяться. А ну-ка его сюда! Познер: Да. Хорошо, смотрите. Познер: Я хочу сказать нашим зрителям может быть, они не помнят этого , но в году это золото Шлимана было вывезено по решению советской военной администрации в Германии и находилось в подвалах вашего музея.
Москва всем говорила, что не знает, где это золото — оно куда-то исчезло. Потом оно оказалась у вас. Очевидно, вы знали, что оно там. Познер: С известного момента. Значит, в связи с этим ваши недоброжелатели некоторые стали говорить, что вы работаете в органах. Мало того, что вы полковник КГБ. Познер: Но, наверное, связи с органами у вас должны были быть как директора музея.
Хоть какие-то отчеты, я не знаю. Антонова: Нет, никаких прямых связей у нас, конечно, не было. Но время от времени, в связи с визитами какими-то и прочее, нас, конечно, посещают люди, которые работают в этих органах, что абсолютно нормально. И требуют каких-то определенных условий. Познер: Скажите, пожалуйста.
Когда в году была выставка Москва-Берлин, и многие поражались тому, что художественные произведения фашистского времени и сталинского, советского времени удивительно похожи друг на друга, что у них есть много общего.
Вы это знали заранее? Вас это не поразило? Потому что я это увидел, я просто, честно говоря, развел руками. Хотя, сразу понял. Антонова: Конечно, я это знала. Безусловно, я знала. Это не тема нашей, наверное, сегодняшней беседы. Я протестую против аналогий режима фашизма и режима Советского Союза. Антонова: Это не тема нашего разговора.
Что же касается искусства, то я думаю, что это сходство — оно, все-таки, очень внешнее. Был такой художник замечательный Дейнеко. Кстати, сейчас в год Италия-Россия, он будет открываться в Риме. Это изумительный художник. Его как-то не очень, может быть, ценили у нас, совсем не ценили за границей, но сейчас, я думаю, он прозвучит очень интересно. И если эти параллели нас поражали, то, скорее всего, потому, что в это время, все другие страны работали: сюрреализм, абстрактное искусство.
И Германия, и Россия работали в фигуративном искусстве. А все фигуративное искусство похоже друг на друга. Познер: И такие, знаете ли, мощные мужчины и женщины, скульптуры, там масса красивое такое, знаете…. Антонова: Реализмы. И они как раз показали искусство двадцатых, тридцатых, сороковых и пятидесятых годов. Италия, Испания, немецкое искусство, но не было России.
Я этого не знала, понимаете? Я хочу просто сказать. Как направление искусства XX века. Но вы правы, может быть, в том плане, что этот элемент, о котором вы говорите…. Познер: Вы как-то выразили некоторое сожаление по поводу того, что руководители государства очень редко посещают музеи и редко ходят на выставки.
Познер: Символическое. Там вишня — это Христос, и так далее. Посмотрев на огурец, сказал, что под этот огурец бы выпить бы, да? Скажите, а нынешние — они отличаются? Я просто не знаю. Антонова: Дело в том, что, например, мне приходилось возить наши картины на выставку во Франции, и поэтому я была на открытиях, на которых присутствовал Миттеран, скажем, Помпиду, затем… После Помпиду кто был президентом Франции?
Вы знаете, конечно. Они считают нужным быть на этих выставках. Антонова: Вы знаете, я думаю, что это не проблема образованности. Это, я думаю, понимание того, что быть рядом с искусством, высокой культурой — очень престижно. Это дополнительные какие-то преимущества. Они получают от того, что они на этой выставке. Они понимают это, они это ценят, они это поддерживают. То есть, понимаете, это, может быть, не всегда связано с личной какой-то культурой.
У нас был наш Президент господин Медведев на выставках.
